Я жру бумажку с этим адресом, чтобы, если повяжут, не нашли наводчика, и вхожу в квартиру, аккуратно оставляя в прихожей обувь и завёрнутый тряпкой сбитый замок — не намного сложнее шпингалета, как меня и предупреждали.
Мне, откровенно говоря, насрать, кого мне сегодня заказали, обычно я не интересуюсь их чёртовой биографией, но на счёт этого типа слышал, что у него в кармашке Нобелевская премия и, это самое, будущее человечества между рук. Хотя я уже сказал, мне не важно, я просто делаю свою работу.
Осматриваюсь. Всё путём, по плану: он дома один, никого нет. По квартире не скажешь, что лауреат, грязно тут, как в чулане у старухи. Смешно мне смотреть на этих
учёных: всё-то у них есть — и деньги, и мозги, и слава, а пол лишний раз помыть не умеют. Мне бы столько бабок, сколько у этого хрена, я бы в таком гадюшнике срать бы не сел, не то что жить. Взял бы себе дом нормальный, всё по стандартам, жил бы с музыкой, и убирать бы ко мне красивая баба приходила. Ну, хотя мне ещё десяток заказов, и все мечты мои сбываться начнут.
А у этого козла что? Лыжи советские в прихожей небось сорок лет пыль собирают. Тряпки по углам валяются, карта на стене драная. Паутина с потолка свисает — вообще край! Свинья обыкновенная этот ваш профессор.
Две комнаты обыскиваю, его пока не нахожу. Всё смотрю, хотя глаза бы мои на это не глядели: всюду тот же хлам. Ничего стараюсь не касаться, хоть и в перчатках, чтобы пальчиков не оставлять, просто вся эта грязь
неприятна. В сортир, чёрт меня дери, заглянул, в ванную, в кухню тараканную — никого. Значит, он в дальней комнате, которая без окна, больше негде. Тяну на себя дверь. Так и есть, сидит. В кресле сидит и прямо на меня смотрит своими дохлыми глазёнками, через свои дешёвые очки.
Мухи топчутся по его плеши, а уж вонь здесь такая, что ни слова о ней не скажу, а точно сблюю. От приступа
мужик подох, не иначе, денька эдак два назад. Мерзко с мертвяками иметь дело, но такова уж моя работёнка.
Стягиваю с рук перчатки, теперь-то нужно.
Пора воскрешать.



Юкка Малека.